Christian Cartwright

your damnation

What can I do?
All I want is still be next to you
Полное имя: Кристиан Ллойд Картрайт
Возраст: 32 года
Зарегистрированное место проживания: Вашингтон, округ Колумбия
Семейное положение: разведен
Место пребывания: отбывает наказание в тюрьме строгого режима по обвинению в убийстве

"Нет, даже и не думай смотреть на меня с таким укором. Не смей. Ты знал, на что идешь."
Более того, он ведь сам не раз и не два просветил его о том, как все будет происходить. И что иначе просто не будет. Не может быть. Можно было не понять в первый раз, и во второй тоже, в третий... Но черт, дальше все привилегии и полномочия старшего команды были на стороне Джозефа. Так чья вина была в том, что он не воспользовался ими и не снял Картрайта с дела до того, как стало слишком поздно?
Кристиан не испытывал обиды, а злость ушла вместе с жизнью из очередного ублюдка, прячущегося в шкуре человека. Он никогда не признает, что это было ошибкой. Он считал это правильным до того, как сделал, он будет считать это правильным и сейчас. И даже то, что ублюдок признался, что это не он, не изменило его решения. Об этом он Джеймсону, конечно, не скажет. Не скажет, что, наверное, мог бы остановится, не довершать начатое после того, как Райли выдавил из себя признание не той вины, за которую его убивали. Джозеф это выяснит сам примерно дней через пять, как только из лаборатории придут результаты и выяснится, что Райли не был Гринхилльским маньяком, но здорово поспособствовал убийце, буквально сдавая этой адской твари самых беззащитных жертв.
Но сейчас агент Джеймсон смотрел на него со вселенским укором в усталых глазах, как будто бы то, что его вели в наручниках к полицейской машине на виду у половины ФБР, было недостаточно унизительно. От этого чувство справедливости затухало, предательски сменяясь болью, несмотря на то, что Крис считал, что правда на его стороне.
Укор в глазах - последнее, что он запомнил о мире вне стен тюрем и судов, потому что на процессе Дзозефа Крис так и не увидел.

Большинство людей ошибочно полагает, что в тюрьме полноценная жизнь человека заканчивается, но это далеко не так. Всего-то и отличия, что пространство сокращается... примерно на треть. Если так задуматься, никто ведь практически не пользуется всей той свободой, которой обладает человек вне стенок исправительных учреждений, так что и потеря ее будет не особо-то заметна. А так - даже контингент практически не меняется. Люди есть люди, уголовники они или нет: все те же мотивы, все те же чувства, все те же обиды - только методы решения и правила жестче. Влиться в эту струю для Кристиана было делом пары дней. У провинившегося топового профайлера ФБР никогда не было проблем с тем, чтобы подать себя и максимально слиться с окружением, при этом не обидев себя авторитетом. Ну а с толикой шарма прекрасно справлялось обвинение в убийстве и то, что оранжевый всегда ему шел.
Если у тебя есть репутация, то в "страшной тюрьме" округа Колумбия, как оказалось, можно было достать все, что угодно (а также безнаказанно достать особо досаждающих личностей) и не испытывать практически никаких неудобств (не считая кошмарного санузла). По доброте коллег ему досталась камера-одиночка, за что он им был сердечно благодарен. Ему много о чем надо было подумать и, прежде всего, о том, что же они упустили. Почему в итоге они вышли лишь на сообщника, подпевалу? Все должно было выйти не так, он просчитался, и это бесило. Чувство того, что в какой-то момент он забросил бритву Оккама, было навязчивым и никак не желало уходить - только и оставалось, что собирать картинку по кусочкам заново, пытаясь посмотреть на нее свежим взглядом.
Вот только являвшийся то тут, то там на ум Джеймсон очень тормозил процесс, как бы намекая, что и тогда его взгляд был не то чтобы особо свежим, и это стоило ему теперь потери времени, не говоря уже о... потере друга и единственного человека, который мог помочь ему найти убийцу?
Чуть реже, во снах под утро, ему являлся Дэниел, и вместе с Джозефом они делили на двоиз один взгляд, полный укора. Он обжигал настолько, что Крис даже не мог ничего им сказать - он просто смотрел и отчаянно хотел сдвинуться с мертвой точки, хотя бы увести обоих из приснопамятной чащи рядом с Гринхиллом. Все тщетно. Получалось лишь просыпаться и бесцельно смотреть в потолок, не обращая внимания на холодный, липкий пот. Это было хорошим стимулом, чтобы строить план побега, но и только. С таким же успехом это мог быть и естественный тормоз, чтобы не совершать этого.
Дни шли, словно цепочка, где звенья соединены так, чтобы казаться единой беспрерывной серебряной змейкой, лишь иногда прерываясь ярким кулончиком в виде посещений Никса и Даррен. Столько всего случилось, а они по-прежнему оставались чудной парочкой. И он был рад, что хоть что-то не изменилось. Никс свято верил в то, что их аппеляция будет рассмотрена. Наивный. Без показаний Джозефа в этом не было никакого смысла. А их не будет. Только Даррен сохраняла оптимизм, пошучивая на тему его скорейшего побега из этого места, даже не зная, что она гораздо ближе к истине чем Никс.
Ведь время почти пришло.

- Я впечатлен, Николь. Нет, правда! Никакого сарказма... Эй, что это ты делаешь?! - один из суровых агентов-бугаев в темных очках, сидевший в машине по левую руку от Криса, внезапно нагнулся к его ноге, застегивая на ней пластиковое кольцо с маленьким красным огоньком, котоый тут же засветился зеленым. - Браслет слежения? Серьезно?!
- Прости, Картрайт, - сожаление в голосе Никса было настолько глубоким и неподдельным, что поневоле Кристиан насторожился, разве что только уши торчком не встали, как у собаки. - Мы пытались пояснить им ситуацию, но таковы правила. Либо мы будем играть по ним и не пытаться оспорить, либо - мы не участвуем в этой игре. Прости, - зачем-то еще раз добавил Роб, сидевший на переднем сидении, и виновато отвернулся.
Если в начале монолога Никса Кристиан сомневался, то по последнему прости и жесту все стало вдруг кристалльно понятно. В голове пронесся весь свод подходящих правил ФБР, и нужные строки загорелись в мозгу ярко-красным цветом знака опасности. В животе заползало нечто неприятное, похожее на огромную шипастую мокрицу - верный признак раздирающих пополам противоречивых ощущений. Словно почувствовав напряжение Картрайта, Даррен вздохнула:
- Нам не обойтись без тебя в поле. Он признал это, - как это мило... Он что, похож на девочку-подростка, что заволнуется лишь от одного поминания имени? - И согласился на условия бюро.
А значит, на кону жизни. Много жизней. И есть вероятность, что скоро какая-то из них оборвется. Возможно даже сегодня.
Кристиан только кивнул. Эта мысль настраивала ну нужный лад и позволяла спрятаться. Тем более теперь они уже ехали по знакомомум маршруту. Он знает, куда тот ведет и перед чьим порогом он окажется, когда снимут наручники - последнее на данный момент напоминание о тюрьме.

Christian Cartwright

your damnation

- И что ты будешь делать, когда доберешься до него? Убьешь?
- Ты знаешь ответ.
- И почему я вообще с тобой работаю...
- Потому что без меня не будет и этого.

От наручников, как обычно, все чесалось. Мыли бы их чтоль хоть иногда с чем-нибудь дезинфицирующим. Зуд здорово отвлекал Кристиана от мыслей о том, что случится, когда они доберутся до нужного этажа офиса ФБР, поэтому он от души тер уже изрядно покрасневшие запястья о швы потасканных темных джинсов, и беспрестанно осматриваясь, словно был тут впервые.
На самом деле, почти ничего не изменилось. Люди приходят сюда работать и уходят - продвигаются по карьерной лестнице, поднимаясь на более высокие этажи, впадают в немилость и отправляются в какое-нибудь захолустье, решают завязать с такой жизнью, умирают... Он не первый, кто пропал из этих стен на несколько месяцев. А вот ему самому косметическим ремонтом так просто не отделаться от всего, что произошло когда-то здесь, от того, что произошло там. Он сам даже представить себе сейчас не может, насколько он изменился под гнетом ответственности за собственное решение.
Хотя вот, казалось бы, тот же несносный Кристиан Картрайт: он улыбается Никсу и Даррен своей фирменной улыбкой, пока они хранят неловкое молчание, и в благодарность не комментирует новый статус отношений этой парочки, хотя это настоящий прорыв и он заслуживает того, чтобы быть отмеченным. Но тот Кристиан Картрайт сейчас не чувствовал бы, как зыбка под ногами почва, и не боялся бы оступиться и упасть. Он умел до последнего казаться невозмутимым, непоколебимым, не задетым - он много чего умел, настоящий театр одного актера. И кинематограф. И команда по спецэффектам. Он мог заставить остальных, словно марионетки, двигаться по колеям его сюжета лишь с минимальными отклонениями для азарта участников, обмануть, лишить непредсказуемости. Но все эти умения бесполезны против самого себя, даже если встать перед ростовым зеркалом. Себя обмануть не получалось, сколько бы он ни пытался.
И сейчас он не мог заставить себя думать, что он не боится, что ему просто вести себя легко и непринужденно, прямо как раньше. Просто войти туда, всем улыбнуться и спросить, что же такого случилось, что его вызывали с утра пораньше, даже не снабдив чем-нибудь для бодрости. Желательно сладким. Не может, но ему придется, потому что если он не сделает этого, то все полетит к чертям в гораздо большей степени, чем если он не продолжит улыбаться.
Наконец-то лифт распахивается на нужном этаже, и вот перед ним знакомый этаж и знакомый отдел.
- А здесь ничего не изменилось.
- Они даже твое кресло оставили, - улыбнулась Даррен, повернувшись к нему.
- Тогда я готов прямо сейчас приступить к работе! - засиял Кристиан вполне искренне. - И да, Никс, так держать! - он похлопал промолчавшего агента по плечу ободряюще к непонимаю последнего. Все-таки не смог удержаться и промолчать.
Они должны были встретиться прямо в дверях отдела судя по скорости, с какой приближался к нему агент Джеймсон, но все случилось не так, потому что на пороге отдела встретились его, Кристиана, скула и кулак агента Джеймсона. Картрайт мог бы увернуться. Отклониться. Остановить руку. Он видел, в каком состоянии рванул к нему Джозеф, как характерно подрагивает правая рука, сжимающаяся в кулак и разжимающаяся, и не было секрета в том, в каком положении она остановится. Но ничего не стал делать.
Голова от удара дернулась назад, и неизвестно еще, чему больнее - шее или загоревшейся пламенем щеке. Спасибо, что хотя бы не по носу... Без намека на стеснение Крис прижал к ушибу ледяную ладонь, продираясь сознанием сквозь звезды.
- Я тоже рад тебя видеть, Джеймсон, - пробубнил он весело и почти не фальшиво.
Джозеф имел право на этот удар. Это как око за око. Жаль, что пропасть слишком велика, чтобы перейти ее одним шагом. Но он надеялся, что сейчас агенту хотя бы полегчало.
- Правда, немного льда и прояснения относительно моего пребывания здесь не помешает.
Издав смешок, Даррен отправилась в кухню. Конечно, Крис всегда знал, что Николь и Роб - настойчивые ребята, но в этот раз они его удивили. Такой кампании про проталкиванию идеи о том, что он полезнее на свободе, он ожидал от Джозефа, но никак не от его несомненно бравых коллег. Однако, тяжелый взгляд Джеймсона отпугивал всякую мысль о примирении еще на подлете. Да и об альтруизме тоже.
"Скажи хоть что-нибудь... Хоть опиши вкратце, что у вас случилось - дырок в теле мне итак уже хватает."

Christian Cartwright

your damnation

Любить ближнего своего - чудесная заповедь, но порой мне кажется, что Господь придумал ее для кого-то еще. Не для людей, обожающих грешить направо и налево. Возможно, он просто ошибся и отправил сообщение не в тот мир (с) "Золотые костры", А. Пехов

Так близко и в то же время очень далеко. И хочется протянуть руку, и боязно за целость пальцев. Только и получается, что рассматривать в глазах друг друга ложь. И ведь они оба прекрасно знают, какие сожаления витают во взглядах, но все равно продолжают разыгрывать спектакль со сломанными декорациями. Сами они, впрочем, тоже не в лучшей форме: Крис бы сказал, что если их сейчас поставить рядом, то трудно было бы понять, кто из них двоих вышел сегодня из тюрьмы. Джеймсон выглядел осунувшимся, уставшим и малость потертым, не говоря уже о нервах (пусть часть напряжения и ушла в удар, все еще болезненно полыхавший на лице), да и оба они схуднули, словно сидели на казеных харчах. Кристиан готов был дать руку на отсечение, что здесь постаралась не только двинувшаяся в разы медленнее работа. Ладно, он еще узнает подробности.
Дзозеф соизволил с ним заговорить только тогда, когда Кристиан уже уселся на один из стульев, с облегчением прижимая к лицу целую пачку льда. Настоящее блаженство. Но определенно точно у него останется синяк, как лишнее напоминание о признании вины... Невольно Картрайт поднялся, стоило Джеймсону произнести первые слова - это был рефлекс, потому что Крис все еще помнил, что его вызвали сюда не прохлаждаться во всех смыслах этого слова, да и ко всему прочему сейчас он был готов броситься куда угодно, лишь бы размяться. Ему было не так уж плохо в тюрьме, это так, но как не хорохорься, не скрыть того, что постепенно, день за днем мозги начинают ржаветь, ум - притупляться из -за бедности мыследействий, а этого Кристиан боялся больше самой жестокой в мире смерти.
- Дай мне какой-нибудь гадости, и не услышишь ни одной шутки про тюремное меню, - очень в его манере - легкий шантаж за пакетик чипсов.
Вот только помимо пакета чипсов (от Никса) он не получил ровно никакого отклика. Что ж, надо было с чего-то хотя бы начать пытаться.
Отдел оживился, и Джозеф потерял к нему временно интерес (да, он знал, что интерес имелся, как бы они оба не пытались делать вид, что теперь они просто вынуждены работать вместе), раздавая указания. Эти несколько ценных секунд Картрайт мысленно прощался со своим подтаявшим пакетом со льдом, одним глазом наблюдая за людьми, ставшими ему по сути настоящей семьей, друзьями и, конечно, за напряженным Джозефом. С которым все было куда как сложней.
Он даже пропустил мимо ушей предупреждение Джеймсона, машинально пробурчав что-то типа "понялбезфокусов" и просто двинулся за ним следом из отдела, потому что заинтересовался тем, как изменилось выражение лица агента, стоило тому заглянуть в телефон.
Этот взгляд был еще одним элементом той части картины мира, которая никогда не менялась. Крис знал этот взгляд и мог распознавать еще примерно пятнадцать нюансов и оттенков в зависимости от эмоции. Он опасно близко приблизился к Джозефу, чуть ли не наступая тому на пятки.
- Передай от меня привет Элизабет. - Его даже взглядом не удостоили, не что ответом. Стало быть, в отличие от Никса и Даррен тут ничего не изменилось. Где-то внутри заворочалось сожаление, но быстро притухло.
Забравшись в знакомый внедорожник (причем, действительно тот самый - в котором они с Джозефом сломали радио, препираясь), Кристиан чуть не прищемил себе ногу дверью, от внезапно поставленного ребром вопроса. Нет, он даже не надеялся, что ему разрешат остаться в мотеле или в его старом доме или в новой квартире в Вашингтоне - в таких случаях субъекту всегда достается казеное жилье либо унылое количество средств, чтобы подыскать временное, - но здесь было что-то другое. Совсем не о том. Не то из-за резкого старта, как будто Джеймсон пытался уйти в погоню от сказанного, не то то, как он резко отвернулся от Криса, не то это словосочетание - "другое место". Так не говорят о подобных вещах.
- Все настолько плохо, что ты так нервничаешь? Я буду делить квартиру с антропоморфной рыбой-пираньей? - попытка разрядить напряжение потонула в гуле мотора.

Безмятежная картина прозрачного солнечного леса в рамке полицейского оцепления - нет ничего более неестественного для любого нормального человека. Кристиан давно уже не был нормальным человеком и уже много лет не воспринимал Гринхилл иначе, чем как обернутый в полицейскую ленту кошмарный подарок, преподнесенный ему судьбой.
Молодой лейтенант вел их мимо стволов деревьев туда, где пахло водой. Кристиан помнил эту маленькую речушку. Они часто бывали ниже по течению с Рейч до рождения Дэниела, чтобы побросать камушки и размять ноги - там проходила прогулочная тропа. Здесь троп не было, разве что звериные. Зато было...
Они замерли с Джозефом как по команде, застыли как вкоппанные, потому что первое, что попалось им на глаза - небольшая статуэтка ангела, оставленная там, где встречались две ветки небольшого деревца. Внутри непроизвольно ёкнуло.
"Я не готов. Прости за былое высокомерие, но я не готов... Хотя, когда я был готов по-настоящему?"